Неточные совпадения
По статской я служил, тогда
Барон фон Клоц в
министры метил,
А я —
К нему в зятья.
— А вы, молодой человек, по какому праву
смеете мне делать выговоры? Вы знаете ли, что я пятьдесят лет на службе и ни один
министр не сделал мне ни малейшего замечания!..
Я тогда поспешал на один дипломатический вечер к одной высшей петербургской даме, которая
метила в
министры.
Я пошел к интенданту (из иезуитов) и,
заметив ему, что это совершеннейшая роскошь высылать человека, который сам едет и у которого визированный пасс в кармане, — спросил его, в чем дело? Он уверял, что сам так же удивлен, как я, что мера взята
министром внутренних дел, даже без предварительного сношения с ним. При этом он был до того учтив, что у меня не осталось никакого сомнения, что все это напакостил он. Я написал разговор мой с ним известному депутату оппозиции Лоренцо Валерио и уехал в Париж.
Ряд ловких мер своих для приема наследника губернатор послал к государю, — посмотрите,
мол, как сынка угощаем. Государь, прочитавши, взбесился и сказал
министру внутренних дел: «Губернатор и архиерей дураки, оставить праздник, как был».
Министр намылил голову губернатору, синод — архиерею, и Николай-гость остался при своих привычках.
Сделавшись
министром, он толковал о славянской поэзии IV столетия, на что Каченовский ему
заметил, что тогда впору было с медведями сражаться нашим праотцам, а не то, что песнопеть о самофракийских богах и самодержавном милосердии.
— Другие-то рвут и
мечут, Михей Зотыч, потому как Галактион Михеич свою линию вперед всех вывел. Уж на что умен Мышников, а и у того неустойка вышла супротив Галактиона Михеича. Истинно сказать,
министром быть. Деньги теперь прямо лопатой будет огребать, а другие-то поглядывай на него да ожигайся. Можно прямо оказать, что на настоящую точку Галактион Михеич вышли.
— Погоди, постой, любезный, господин Вихров нас рассудит! — воскликнул он и обратился затем ко мне: — Брат мой изволит служить прокурором; очень
смело, энергически подает против губернатора протесты, — все это прекрасно; но надобно знать-с, что их
министр не косо смотрит на протесты против губернатора, а, напротив того, считает тех прокуроров за дельных, которые делают это; наше же начальство, напротив, прямо дает нам знать, что мы, говорит, из-за вас переписываться ни с губернаторами, ни с другими министерствами не намерены.
«Сокровище мое, хлопочите и
молите, чтобы дали мне отпуск, о чем я вместе с сим прошу
министра. Если я еще с полгода не увижу вас, то с ума сойду».
7-го октября. Составили проект нашему обществу, но утверждения оному еще нет, а зато пишут, что винный откупщик жаловался
министру на проповедников, что они не допускают народ пить. Ах ты, дерзкая каналья! Еще жаловаться
смеет, да еще и
министру!..
Вершинин. На днях я читал дневник одного французского
министра, писанный в тюрьме.
Министр был осужден за Панаму. С каким упоением, восторгом упоминает он о птицах, которых видит в тюремном окне и которых не
замечал раньше, когда был
министром. Теперь, конечно, когда он выпущен на свободу, он уже по-прежнему не
замечает птиц. Так же и вы не будете
замечать Москвы, когда будете жить в ней. Счастья у нас нет и не бывает, мы только желаем его.
— Он был святой человек! Мы все, его однокашники, чтим его память, как!.. Скажу без преувеличения: доживи он до сегодняшнего дня — да-с! — и он был бы
министром, и,
смею думать, дела шли бы иначе! Но!..
Да и, кроме того, в отчете
министра внутренних дел за 1855 год, в то время, когда в литературе никто не
смел заикнуться о полиции, прямо выводилось следующее заключение из фактов полицейского управления за тот год: «Настоящая картина указывает на необходимость некоторых преобразований в полицейской части, тем более что бывают случаи, когда полиция затрудняется в своих действиях по причине невозможности применить к действительности некоторые предписываемые ей правила.
В заключение
министр замечает, что «в обширном кругу предназначенных для министерства обязанностей многое еще остается делать».
Что касается до управления Министерством народного просвещения, то я не беру на себя судить об этом. Шишков, может быть, слишком односторонне смотрел на предметы и везде проводил свои убеждения, благие и честные в основании, но уже устаревшие, или, лучше сказать, потерявшие свою важность. Время шло быстро. Шишков не всегда это
замечал и, живя в прошедшем, иногда не видел потребностей настоящего. Шишков боролся упорно, но, наконец, убедившись, что он как
министр не может быть полезен, вышел в отставку.
Николай, окруженный генералами,
министрами, бюрократами, старается забыть свое одиночество, но становится час от часу мрачнее, печальнее, тревожнее. Он видит, что его не любят; он
замечает мертвое молчание, царствующее вокруг него, по явственно доходящему гулу далекой бури, которая как будто к нему приближается. Царь хочет забыться. Он громко провозгласил, что его цель — увеличение императорской власти.
Обратитесь за сведениями об этом предмете к одному из старейшин польской демократии, к Бернацкому, одному из
министров революционной Польши; я
смело ссылаюсь на него, — долгое горе, конечно, могло бы ожесточить его против всего русского.
— Говори
смело, Алеша! — шепнул ему на ухо
министр.
— Ох, уж и Никита-то Васильич твои же речи мне отписывает, — горько вздохнула Манефа. — И он пишет, что много старания Громовы прилагали, два раза обедами самых набольших генералов кормили, праздник особенный на даче им делали, а ни в чем успеха не получили. Все, говорят, для вас рады сделать, а насчет этого дела и не просите, такой, дескать, строгий о староверах указ вышел, что теперь никакой
министр не
посмеет ни самой малой ослабы попустить…
Затем во все то время, как сестра его портила, поправляла, и опять портила, и снова поправляла свое общественное положение, он поднимался по службе, схоронил мать и отца, благословивших его у своего гроба; женился на состоятельной девушке из хорошей семьи и,
метя в сладких мечтах со временем в
министры, шел верною дорогой новейших карьеристов, то есть заседал в двадцати комитетах, отличался искусством слагать фразы и блистал проповедью прогресса и гуманности, доводящею до сонной одури.
— А вот этим вот! — воскликнул Евангел, тронув майора за ту часть груди, где сердце. — Как же вы этого не
заметили, что она, где хочет быть умною дамой, сейчас глупость скажет, — как о ваших белых панталонах вышло; а где по естественному своему чувству говорит, так что твой
министр юстиции. Вы ее, пожалуйста, не ослушайтесь, потому что я вам это по опыту говорю, что уж она как рассудит, так это непременно так надо сделать.
Кабинет-министр, который некогда
смело шел навстречу грозным спутникам временщика, пыткам, ссылке, казни и смерти, удалый, отважный во всех своих поступках, трусит ныне, как дитя.
— К нему в Грузино, —
заметил Рылеев, — стали ездить не только члены государственного совета, но даже
министры…
Угаданный его гением, этот Остерман в благодарность укрепил России дипломатикой своей прибалтийские области ее, которые ускользали было из-под горячего
меча победителя (не говорю о других важных подвигах
министра на пользу и величие нашего отечества).
— Дела говорят лучше слов. Покуда дозвольте вам не поверить. Впрочем, с некоторого времени
замечаю, вы особенно нападаете на кабинет-министра, который столько предан моим и моей России пользам — и предан не на одних словах. Не с этого ли времени, как он выставил напоказ вашу ледяную статую?
— А я, говорит, допрежде тебя рапорт пошлю, что,
мол, оставил я, при переезде на квартире, в доме титулярного советника Подобедова пост-пакет с донесениями к разным
министрам, пакеты с надписью «секретно» да сто тысяч казенных денег… И он-де, титулярный советник Подобедов, тот пост-пакет похитил… Что тогда скажешь? А?
Князю было лет тридцать пять. Он шел по статской службе и
метил в сенаторы или
министры.
А потом? где б ни появилась она, везде указывали бы на нее пальцами; каждый прохожий, лохмотник, враги мои
смели бы говорить: вот бывшая жена кабинет-министра Волынского!
— Это-то все-таки… А вот вы говорите выбрать себе девушку по душе… Где выбрать-то? Из кого?.. Девушки-то нынче пошли какие-то, и как назвать, не придумаешь… Ежели образованная, так в
министры метит. Какая уж она жена? Если немножко лоску понабралась, шелк да бархат подавай, экипажи, развлечения, а совсем уж необразованную, простую, как бы только для кухни, тоже взять зазорно… Словом с ней не перекинешься… Никому не покажешь ее… Вот тут и задача…
Наскоро оделся кабинет-министр и отправился во дворец. Внезапному его там появлению изумились, как удивились бы появлению преступника, сорвавшегося с цепи. Придворные со страхом перешептывались; никто не
смел доложить о нем императрице. Недолго находился он в этом положении и собирался уж идти далее, прямо в кабинет ее величества, как навстречу ему, из внутренних покоев — Педрилло. Наклонив голову, как разъяренный бык, прямо, всею силою, — в грудь Волынского. На груди означился круг от пудры.
Он однажды опоздал приехать во дворец, и государь, выйдя, по обыкновению, в шесть часов к своим
министрам, тотчас
заметил, что генерал-прокурора еще не было.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с тою же неопределенною над чем-то насмешкой, которую
заметил князь Андрей в приемной военного
министра).